Замшелые камни когда-то известных могил
     Откроют все тайны умеющим слушать и ждать,
     О тех, кто когда-то боролся, страдал и любил,
     И, видимо, тоже совсем не хотел умирать.

Кого еще за испорченный братом диплом отправляют в самое ужасное место в Лондоне? По рассказам отца, разумеется. Сам я еще никогда не был в этой старой когда-то обители чистокровных пожирателей. Ну, может быть и не пожирателей. Просто психов.
Старые ступеньки тихо скрепят под ногами в доме на площади Гриммо. Как-то даже страшновато. Мертвый дом, покинутый. Несчастный.
И отец думает, что здесь я за сутки успею написать и вспомнить диплом, который готовил полгода?!
Даа, Джеймс Сириус, ты, конечно, серьезно мне удружил. Теперь я, Альбус Поттер, обязан торчать здесь, хотя мог бы гулять с друзьями! Ничего, я тебе еще отплачу...
Отец, видимо, действительно не был здесь с далекого 97го. Все перевернуто, в пыли и вообще, скоро будет аллергия.
Бесит. Как же все бесит.
Спокойно, Ал, спокойно. Дому и так досталось. Сильно.
Просто ты сейчас спокойненько найдешь более менее чистую комнату — или ту, где просто дышать можно — и приступишь к работе.
Все, план есть, цели ясны, пора за дело!
Подниматься в пустом доме когда-то живых и сильных волшебников... странно.
Пожалуй, только сейчас я понимаю, что особняк Блэков так и остался их домом. Навсегда.
И никакой Орден Феникса этого не изменит.
Здесь бродят призраки... Тени прошлого.
Поднимаюсь на самый верх, заглядывая во все комнаты. Тут всего две спальни. Оглядываю первую — это, наверное, комната папиного крестного. Большая, на стене пошловатые плакаты, много красного и мотоциклов.
Качая головой, зачем-то захожу во вторую комнату. А впрочем... Не все ли равно где мучить бедные заклинания?
Эта спальня много меньше и какая-то... Безликая. Как будто жилец стремился спрятать свой внутренний мир. Хотя здесь тоже все перевернуто — может просто такое впечатление?
Надо бы проветрить.
Странно. На подоконнике, похоже, небрежно лежит единственная вещь, которую там оставил сам хозяин.
Пухлая и тяжелая тетрадь. Пальцы скользят по пыльной обложке «Регулус Арктурус Блэк».
Дневник? Не могу сдержать любопытство.
Дипломом в тот вечер я так и не занялся...

     Послушайте голос полыни на горькой земле, -
     Для памяти - годы, для времени -
     крошечный миг.

За окном был мир. Странный, непонятный. Но сейчас такой спокойный. На мгновение захотелось оказаться там — там, а не здесь, в тесной комнате с братом, которого давно уже не понимаешь. Обидно.
Просто дороги разошлись — где-то он слышал эту фразу, но где? Впрочем, это явно неважно, здесь и сейчас.
Вечность бы так простоять — уткнувшись в холодное стекло и чувствуя себя куклой за витриной магазина. У кукол не бывает проблем: не умирают родители, не надо искать повода, чтобы увидеть брата и поговорить с ним. Куклы не выбирают сторону в семье и в войне. Они даже не умирают. Их просто забывают, и спят куколки в каком-то сундуке, пока не придет другой ребенок.
Так просто. Так не бывает. Но очень-очень хочется.
Вместо этого приходится возвращаться в реальность. А этот, Тьма дери, гребанный магический мир! Где приходится лишь скорчится в ответ на пошловатую фразу брата, бросить красноречивый взгляд на разорванные брюки старшего и выслушать искреннее, но недоуменно-обиженное «Спасибо».
Опять пришло желание побиться головой о стену. Братец снова все не так понял, извратил, превратил заботу в лицемерие, а любовь — в глухое соперничество.
Поэтому ты только мотаешь головой, а услышав холодно-равнодушное «Мои соболезнования», едва удержишь фразу «Спасибо, хоть, не поздравления». И пристально наблюдаешь  за братом. Он... холоден. Настоящий Блэк.
Регулус едва не зашёлся истерическим смехом, понимая это. Все-таки родители своего добились. Сириусу уже неважен никто, кроме тех, кто дорог лично ему. И очень хочется спросить, а сам Рейби-то входит в эту категорию? Неважно. Лучше мучиться неизвестностью, чем знать не тот ответ.
Трусливо. И что? Его и так все считают таким, хотя сам он когда-то мечтал быть рыцарем в сверкающих доспехах.
Очень-очень больно. И даже не различаешь о чем говорит Блэк, толкая тебе в руки стакан. Но ты все равно делаешь глоток — и заходишься кашлем. Сегодня же ничего не ел, забыл? А ты и пить-то никогда не умел.
Но все равно — глотаешь. Послушно. Дементр розовый! Как достало... Хочется с размаху разбить еще полный стакан о ближайшую стену.
Дико захотелось плакать. Стоять, уткнувшись в грудь брата и плакать. Как  девчонка. Хотя, вспоминая дам семейства Блэк — не как девчонка. Как ребенок, наверное. Дитя, которого потеряли и никак не найдут.
Ну и фиг с ним.
Не будет он плакать — все равно его слезы никому не нужны.
- Расскажи мне… - Регулус резко вскидывает голову, стараясь прочесть ответ в лице брата. Да, они уже давно не понимают друг друга с полуслова. Но ведь все поправимо? Кроме смерти, конечно.
Самый младший Блэк не понимает, чего от него хотят. Но говорит. Все, что накопилось в душе, что рвет сердце и колоколом отдается в голове.
- Меня Кричер с утра позвал... Папа долго болел, никто не мог выяснить, чем. Уже почти два года болел, - Регулус резко замолчал. Сильнее сжал в ладонях стакан и продолжил, безразлично уставившись в стену. - А сегодня все резко стало еще хуже. Когда меня позвали, он уже почти не говорил. Хрипел только, отдавая какие-то безумные приказы. Орал на маму, представляешь? И она кричала на него в ответ. Сумасшедший дом, а я... я ничем помочь не мог. Просто сидел и шептал какую-то чушь, держал за руку. А он... умер. Почему? Он же совсем еще молодой, даже младше мамы?
В восемь вечера умер. Мне стало так плохо... А все вокруг чего-то от меня хотят. Чего? Я не знаю. Не понимаю. Мать воет, Кричер плачет, ни Бэллу, ни Нарси не найти... А я не могу. Не знаю как. И не хочу знать. Не хочу. Только ощущение, что сердце — камень. А душа — иней на окне.
Я ведь даже не плакал. Нет этих слез. Вообще никаких нет. Только больно. Ну почему он нас оставил, Сириус?.. Почему он умер?.. - последние слова Регулус почти шептал, уставившись в затягивающую безразличность стен. - Почему?
Я всегда был плохим Блэком. Точнее, я вообще им никогда не был. Только фамилию носил. И почему я родился именно в этой семье, где все не так? Где выражать чувства — слабость, беречь чужие — тем более. Я устал. И я хочу, наконец, отдохнуть.

     Одни умирали, как жили,- с улыбкой, в седле,
     Другие в постели, среди лицемерных родных.
     Как время стирает деяния и города,
     И те имена, где смешались и небыль, и быль...

Опять я здесь! В который раз? Ладно, шучу. Отлично помню, что всего лишь второй.
И почему, брат, к тебе меня всегда приводят дурные вести и плохие предчувствия?
Не знаешь? Я тоже...
Мерлин и Моргана! Сам с собой уже разговариваю! Ну и ладно, ну и пусть.
В конце-концов, я пришел попрощаться, а тебя нет.
Прощаться. Прощение. Такие разные и такие одинаковые слова.
Наверное, потому что смелость признать свои ошибки находится только на пороге.
А мне ведь тоже за многое надо попросить прощения. У тебя, Сириус, у кузины Меды, матери и многих других.
За то, что прятал душу и характер даже от вас. За то, что не смог помочь увидеть тебе любовь матушки, а у нее — осознать свои чувства. За то, что не притащил тебя к отцу,  еще пока живому. За то, что так и не смог настоящим пожирателем — у Бэллы. А у тебя — за то, что вообще им стал.
И еще очень много этих «за то, что...».
А самое главное, точно не простит тот, кого на самом деле никогда нельзя обижать и предавать.
Я сам. Я сам себя никогда не прощу. Ведь ни разу так и не послушал сердце, не сделал нужное только и именно мне, Регулусу Блэку.
Человеку, а не голему. Ребенку и юноше, а не наследнику рода.
Только вот все уже в прошлом. И нечего ворошить.
Да и не кому.
И хорошо, что я тебя, братишка, не застал. Мне ведь действительно пора.
А тебе я оставлю все то, что по-твоему имело для меня значение. Глупый-глупый Сириус... Ты только живи. Ведь кто-то же должен?
***
В пустой комнате о недолгом присутствии юноши напоминал лишь белый конверт на столе.
А в нем — завещание и старая фотография двух смеющихся мальчишек.

     Но если о первых хоть песня звучит иногда,
     То что от вторых нам осталось?
     Лишь серая пыль...